«Весна была в разгаре, но картина была жуткая»

Чернобыль в глазах доктора биологических наук

Начнем с самого начала. Как вы, человек с Севера, оказались участницей столь масштабного события?

— После аварии на Чернобыльской АЭС началось формирование комплексной экспедиции Академии наук СССР в радиационную зону, чтобы определить, с одной стороны, масштаб воздействия радиации на живые экосистемы в районе катастрофы, с другой — начать полномасштабные исследования по уменьшению последствий аварии. В те годы я работала в Институте биологии, в отделе лесобиологических проблем Севера, занималась исследованием ассимиляционного аппарата хвойных растений на уровне световой и электронной микроскопии. Так как большие массивы лесов в районе аварии подверглись радиоактивному заражению, группу ученых из Института биологии направили в составе комплексной экспедиции в Чернобыль для исследования последствий катастрофы на лесные экосистемы. Приехали мы в Чернобыль в сентябре, было еще тепло, солнечно, деревья еще не сбросили листву, но картина была жуткая: над реактором строился саркофаг, поливочные машины постоянно ездили по улицам и смывали радиоактивную пыль, на улицах Чернобыля было много военной техники, патрули постоянно проверяли у нас, штатских, пропуска и паспорта. Обстановка в городе напоминала военные действия.

Опишите свой обычный рабочий день там.

— Работа начиналась с раннего утра и заканчивалась поздним вечером. В 6 утра подъем, потом шли в столовую, в огромные ангары, где кормили всех, кто находился в зоне: и военных, и штатских. При входе — строгий радиационный контроль обуви, при высоких дозах отправляли на мойку для смыва радиационного загрязнения, затем — снова проверка и так далее до максимально допустимых доз. После завтрака мы сразу шли в лабораторию, в которой работали до глубокой ночи.

Каким вам показался город? Какие у вас были впечатления?

— Чернобыль — это небольшой административный центр с частным сектором. Около каждого дома — сады и огороды. Фруктовые деревья ломились от плодов, на грядках созревали овощи, в лесах было полно грибов. К сожалению, все это было несъедобно, хотя радовало глаз. Позднее многие пожилые люди возвращались в свои дома. Территория для проживания еще закрыта, но маленькие хутора постепенно уже обживаются. Припять, куда я впервые поехала уже весной 1987 года, сам по себе очень красивый город, белоснежный, там прекрасные высотные здания, детские сады и школы, клубы и бассейны. Город был построен специально для работников атомной станции. Он был очень уютным и комфортабельным. Эвакуация жителей из Припяти после аварии, которую объявили только 1 мая, происходила в спешном порядке, поэтому город производил удручающее впечатление выброшенными на улицы мебелью и другой бытовой утварью, детскими кроватками и колясками, разбитыми стеклами, мусором и грязью. Это был город без людей. Своего рода город-призрак.

Не боялись ли вы находиться в опасной зоне, ведь риск получения радиации на тот момент был велик?

—Я — биолог и понимаю, какие последствия могут нанести невидимые радиоактивные лучи, и, конечно, мы знали, чем это грозит для здоровья и что все это может закончиться плохо. Тем не менее, в первые годы нас, женщин, берегли: не брали в поездки по обследованию радиационно-пораженных участков, за растительным материалом на участки с высокими дозами радиоактивного поражения ездили в основном мужчины, мы постоянно находились в лаборатории, куда доставляли материал, фиксированием и обработкой которого мы и занимались. Поэтому мы особо не опасались за свое здоровье.

В настоящий момент существует множество фильмов про аварию и сверхъестественных существ, появившихся после взрыва. Как вы думаете, это просто вымысел или же после аварии на АЭС действительно начало происходить что-то страшное?

— По этому поводу очень много выдуманного! Двухголовых собак и телят там, конечно же, не было. У растений самые явные мутации — это явные морфологические изменения: увеличение размеров листьев, побегов, хвои, изменения на уровнях тканей и клеток, которые, по-видимому, происходили в целях «запуска» защитных механизмов. Животных с проявлением видимых мутаций мы не встречали.

Изменилась ли Припять с момента вашего первого появления там?

— Последний раз я была там в 1992 году. Город, конечно, очистили, убрали, даже привели в порядок газоны, но там по-прежнему было пусто. Людей мало.

Как вы думаете, почему от общественности скрывали правду по поводу аварии?

— Ответственные люди, скорее всего, думали, что все это несерьезно, и можно обойтись силами работников этой станции, ведь это дело само по себе очень затратное и малоприятное для любой страны. Авария произошла накануне первомайских праздников, даже состоялся парад. Радиация тем и опасна, что даже высокие дозы облучения, если они не летальные, дают о себе знать не сразу в данный момент, а постепенно разрушают организм, ведь лучи невидимы и в первые часы на людях не отражаются.

Для вас Чернобыль послужил хорошим опытом?

— Да, я не испытываю особого сожаления от работы в Чернобыле. Хотя, когда формировался экспедиционный отряд, нам обещали, что жить и работать будем за 30-километровой зоной, а когда с Киевского вокзала, где встречала машина, нас повезли в Чернобыль, мы ощутили шоковое состояние. Но затем, когда началась работа с уникальным, по своей сути, с исследовательским материалом, все страхи были забыты. Теперь, по прошествии многих лет, я бы вряд ли согласилась поехать туда, но хорошо, что все прошло благополучно.