Детство, которого
коснулась война

Студенты-журналисты СГУ им. Питирима Сорокина поговорили с четырьмя людьми, детство которых выпало на Великую Отечественную войну. Мы публикуем их истории про страх, дружбу, борьбу, человеческую находчивость и радость победы.

Феофан Иванович Панько родился 22 октября 1931 года в Белоруссии. Жил с семьей бедно, но детство вспоминает с улыбкой. Сейчас о своей семье пишет очерки.

— В доме была одна книжка, по которой учился отец. Там были маленькие произведения по истории, географии, стихи Пушкина, Лермонтова и других авторов. По ней и я научился читать, было мне тогда пять лет.

В первый класс пошел Феофан Иванович в 1938 году. Их учили на польском языке. Через год, когда пришли русские, его снова оставили в первом классе, уже русском.

— Учительница за невыученные уроки наказывала. У нее была узкая линейка, ей она по ладони била. Бывает, плоской, бывает, узкой частью. Вот так вот воспитывали.

Мирной школьной жизни Феофан Иванович помнит меньше двух лет.

— Мы запрягли лошадь дядьке и отцу, я сел за кучера и повез их в районный центр. Мы туда едем, а все люди назад бегут и кричат: «Разворачивайтесь!». Оказалось, что там мужчин много прибыло, со всего района, их выстроили всех на лугу. В это время прилетели вражеские самолеты и начали в них стрелять с пулеметов. Вот все и разбежались.

В деревню Феофана Ивановича немцы пришли через три дня после начала войны. Забирали и увозили всех, кто был в зеленой одежде, без разбора.

— Среди недели семь человек в сапогах, шинелях, с пистолетами зашли к нам во двор: «Как нам в лес пробраться?» Отец им рассказал, показал по карте и говорит: «Сын, отведи их не по самой деревне, а за деревней». Вот я их вывел на самый большой бугор, там деревню видно, показал, как им идти, они попрощались, а один мне песенник подарил.

Три года жили немцы в деревне Феофана Ивановича. Ушли 7 июля 1944 года, как раз в тот год мальчик окончил пятый класс.

Жил с отцом, матерью и двумя младшими братьями Володей и Павлом.

— Тогда было полностью натуральное хозяйство. Все было свое: держали корову, лошадь молодую, пару овец да поросят. И гектар земли у нас был. Сеяли лен, коноплю. Конопля тогда была не под запретом. Масло из нее давили. Такое оно вкусное, конопляное масло. Не хватало хлеба, мыла совсем не было, соли… Особенно без соли страшнейшая картина. Без соли все такое… Ну, не идет. Кушать хочешь, а не идет, что будешь делать.

Освободили деревню седьмого числа, а через неделю всех забрали в армию. 13-летний Феофан Иванович остался самым старшим мужчиной в семье. Пока отец воевал, мальчик год в школу не ходил. Всего окончил десять классов в 19 лет.

— Самое радостное воспоминание — конец войны. Передали утром по телефону, что война кончилась. Секретарь, молодой парень с сельсовета нашей деревни, бежал и кричал: война кончилась, война кончилась! Мы начали все выбегать, молодые, пожилые, кто плакал, кто смеялся. Парень на год старше меня вышел с гармошкой, начали танцевать. Сосед на окно патефон поставил, крутили, весь день веселились.

Лидия Андреевна Земцова родилась в 1929 году в Кировской области. О начале войны ее семья узнала со слов председателя сельсовета, который пришел и сказал им об этом.

Как говорит Лидия Андреевна, у детей того времени, как и взрослых, было много работы: таскали мешки с рожью, пшеницей, косили, жали, молотили. Жили трудно — всегда было холодно и голодно.

Воевали у Лидии Андреевны из семьи дедушка и два брата — Николай и Аркадий.

— Мама родила в 45 лет, папа умер, когда мне было девять. В 54 года — ни пенсии, ни выплат, ни справки, что она [мама] где-то работала. Старший брат Николай пособие сделал, и хоть немного денег было в войну. Мама работала техничкой в школе. Зимой жили у соседей, так как дров не было.

Дед у Лидии Андреевны участвовал в Гражданской войне, финской, Отечественную прошел всю. Она писала в газете, как он защищал Севастополь.

Дед рассказывал ей, как ночью они что-то строили у горы, через которую шел качающийся мостик. По нему должна была пройти вся армия. И командир им сказал: «Идите, но кто упадет — ни звука! С жизнью прощайся, но не спасайся, ибо потом все свалятся». Дедушка прошел, и хоть получил ранения, но вылечился и пришел с войны. С ним Лидия Андреевна жила еще долгое время.

— Как-то дали путевку в Севастополь, там все уже новое, море — залюбуешься. Решили мы посетить панораму [«Оборону Севастополя»]. Тут уже лучше было не ходить некоторым. Самое страшное, что мы видели, — света нет, только внизу отражение — живые люди, их убивают, раненые, на носилках носят, а маленькие девочки-санитарки тащат больного, он весь в крови. Много всего страшного, все горело, люди метались. А ведь мой дед там был, там воевал. Вышли мы на улицу — солнце, свет, люди идут навстречу радостные. А я оглянулась на выходящих — бледные, одного вытошнило, второму сделалось плохо.

Лидия Андреевна рассказывает и про подростковую жизнь во время войны.

— Когда мне было 16 лет, мы часто гуляли ночью. Все взбудораженные — никаких проблем, никакой войны. Мама у меня была строгая, и парень меня на руках выносил, чтобы следов не было видно. Как-то стоим разговариваем, и он говорит: «Лида, давай будем дружить?», а я его спрашиваю: «А как дружат?», он мне: «А ты обо мне думай, а я о тебе буду», «Ну, давай думать», — говорю я.

— И вот у окна сижу, а он пройдет, за волосы меня потеребит или яблоко даст. А потом, как в школе на литературе появились романы о любви, у меня чувства стали появляться.

— Женщины много плакали, — рассказывает Лидия Андреевна. — У нас-то не было бомбежек, единственное — голодали очень. Как-то поросенка откормили маленького, повесили в сенях, а мы с сестрой со спины срезали потихоньку и варили в самоваре.

— Помню, как мы встретили День Победы. Утром всю школу выстроили в зале, директор в галстуке, учителя веселые. Даже физик, который очень строгий был, ходил с блестящими глазами и улыбкой на лице. Мы смотрели на них и были такими же. Нам сообщили о победе, и кто-то сразу зааплодировал, кто-то заплакал. Большая радость была, было чудо какое-то. Конечно, пришлось осознать очень много горя.

Благодаря настойчивости своей мамы маленькая Лида одна из всей деревни выучилась. Она закончила десять классов, получила образование учителя-языковеда, работала в школе 34 года.

С мужем у них двое детей, вместе прожили 30 лет.

Ксения Алексеевна Козлова родилась 5 мая 1936 года в деревне Туис-Керос Усть-Вымского района.

Ксения Алексеевна называет себя богатой бабушкой и семикратной прабабушкой. Она 40 лет отработала медсестрой.

— Вечерами я пишу стихи. Четыре книги уже, внук их мне оформил и распечатал. Одна книга на коми. Я также перевожу с русского на коми и наоборот. Хотела выучиться на журналиста, но мама сказала: «Потеряешься где-нибудь». В медицину тоже не пускала, но потом после перенесенной операции передумала.

В ее творческом запасе стихи о детях, о внуках, есть и про военное детство.

Во время войны Ксения Козлова жила с сестрой и мамой. Отец и брат Лёня ушли на фронт.

Мама работала уборщицей в общежитии: «Бывало всякое. Кушали гнилую картошку, клевер ели». После войны досыта наелась хорошего хлеба только в 47-м году.

Кроме стихов, Ксения Алексеевна сейчас пишет и прозу. Например, рассказы из своей жизни.

— Конечно, всякое бывало. Я вот помню, как пошла за кульком конфет в лесопункт на работу к сестре, была я тогда в первом классе. Раньше тракторов не было, лес возили на лошадях, и я с этими сеновозниками поехала в лес к Вере [сестре].

Приехали, они начали разгружать сено, а я там хожу-брожу. И вот ко мне подходит один русский дядечка. Я русский плохо знала, но поняла, что просит сесть. И он стал меня учить таким похабным песням. А я откуда знала? Я быстро научилась! Он меня погладил по волосам и говорит: «Молодец».

Это было 30 декабря, а назавтра, 31-го, пошла в школу на елку. А у нас так было: сначала у начальных классов елка, а потом у старших. Ну, потанцевали, посидели, потом Людмила Николаевна говорит: «Детки, кто хочет рассказать стихотворение или спеть песенку, тому кулек конфет». Ну, я у Веры взяла кулек, еще и тут — у меня руки выше всех. Я вышла, спела, все так хлопали, мне было так приятно.

А учительница-то поняла, о чем песня, и говорит: «Ксения, давай мы выйдем в коридор». Вышли, и она меня попросила эту песню никогда не петь. Я удивилась: «Почему? Я сейчас еще к старшим классам останусь». Она даже не сказала, оставаться или нет, говорит (чтобы быстро от меня отвязаться): «Давай быстро одевайся, иди домой, мама у тебя очень сильно заболела». Ну, мама или кулек конфет? Конечно же, мама. Я пришла домой, мама чуть не поет-не танцует — нормально все. Узнав, что все точно хорошо, я уже начала обратно одеваться, а она меня уже никуда не пустила, так как началась буря. И эта буря меня спасла, так как дети постарше меня бы поняли.

— Самое страшное событие, конечно, смерть отца. Он приехал с фронта домой 19 сентября 1944 года, умер в декабре того же года, 12-го числа. Ему было 39 лет, погиб от военных ран.

Детей войны уже, конечно, мало тоже осталось. Надо, чтобы молодежь знала, что они были, что они тоже приближали победу. Хотя и не воевали, они помогали в работе взрослым, по дому. Если кто мог, так на производстве — мальчики, например, 12–13 лет все работали на лугах, на полях.

Борис Янович Брач родился 9 марта 1934 года в Ленинграде.

— Пришли из леса мы, день такой хороший, солнышко. Приходит Володя, сын тетки, и говорит: «Война». Да? Ну, что ж делать… Вот так я и узнал.

Блокада Ленинграда началась 8 сентября. Перед этим немцы разбомбили Бодаевские склады, где были запасы продуктов. Начался голод. На часах 3:15. Эвакуация.

Страшный голод. Блокадникам выдавали 125 грамм хлеба. Но хлеб — это только название. На самом деле это жижа из отрубей и опилок, за которой нужно было простоять в очереди.

Отец Бориса Яновича прошел Гражданскую войну. Этот опыт помог пережить ему и его семье Отечественную войну.

— Один раз отец шел по улице во время обстрела. Ехала телега с лошадью, и снаряд прямо на улице разорвался и убил эту лошадь. Так на нее сразу люди, которые видели это все, набросились и стали отрезать по куску. Тогда и он принес кусок мяса. Это было счастье.

Конечно, выживали и за счет сельского хозяйства.

— Каждый, наверное, из вас знает, как сажать картошку. Да? Но это не в блокаду. Значит, нам нужно было вокруг глазка картофельного немножко вырезать и положить в землю. А удобрений-то никаких. Отец тут же сообразил. Пошел в какой-то дом, а в деревянном доме канализации нет, а все в домике соответствующем. И он спросил разрешения, взял это. Залил водой, размотал это все, и вот каждый глазок клали, засыпали чуть-чуть землей, потом из баночки этим удобрением… Я помню лицо своей мамы [смеется]. А отец говорит: «Ничего, это все пригодится». И действительно — собрали урожай. А потом соседи так же сделали.

Борис Янович приехал в Сыктывкар на временную работу. Стал профессором, доктором химических наук. С 1972 по 1990 г. был первым проректором по учебной и научной работе Сыктывкарского университета.

Война лишила целое поколение беззаботного детства. И хотя наши герои не были участниками военных действий, каждый из них прочувствовал, что такое война. Истории их жизни — бесценны. Наша задача — сохранить о них память и постараться больше никогда не допустить повторения этих ужасных военных лет.