Мария Ефимовна Иловайская родилась 31 марта 1927 года в селе Степное Ставропольского края. Ветеран Великой Отечественной войны. Сейчас живет в Сыктывкаре.
Запах спелой клубники, свежего ветра с полей и нагретой на солнце травы… Этот день 22 июня 1941 года Мария Ефимовна Иловайская помнит до малейших деталей. Вчера она сдала последний экзамен, перешла из седьмого класса в восьмой. Впереди – два месяца каникул. Чувство радости переполняло девочку, потому что началось лето!
А потом был он – голос из радиорубки… Монотонный, четкий и пробирающий до самого нутра: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну». Запах клубники исчез, погасло и летнее солнце.
Четырнадцатилетняя Маша еще до конца не осознавала значения слова «война». Она, конечно, понимала, что это плохо, что это слезы и кровь, что это страх и ужас. Но по-настоящему войну она прочувствовала, когда село, такое оживленное в выходные дни и такое сосредоточенное в будни, вдруг наполнилось горем матерей. Она помнит слезы на глазах своей матери, которые та даже не замечала и не вытирала, когда на фронт уходил старший сын. А также помнит сухие глаза мамы, когда она провожала второго сына: в них слёз просто уже не осталось.
Тогда, в воскресенье, когда прозвучал этот голос из рубки, село Степное Ставропольского края еще продолжало жить, как будто по инерции. Жило, жило, и вдруг налетело на бетонную стену: из каждого двора начали призывать на фронт совсем еще молодых ребят, отцов, мужей. Скорбь и боль пришли в каждый дом мирного села. Крики, слёзы, слова прощанья… Матери выли в голос – страшнее этого утробного звука Маша больше никогда ничего не слышала.
Она помнит, как с маленькими сестрами они цепенели, когда их мать не могли оторвать от груди сыновей, уходивших на фронт. Маша тогда как мантру про себя твердила: «вернись живым и здоровым, вернись живым и здоровым, пожалуйста». Ей хотелось думать, что война продлится совсем недолго и братья придут обратно, и всё будет как прежде. Но как прежде больше не было никогда… Браться с фронта не вернулись.
Кто мог подумать, что в самого страшного человека превратился почтальон. Всеми желанный и любимый в мирной жизни, в годы войны для матерей он стал палачом – предвестником смерти. Когда он приходил к дому и останавливался около калитки, вместе с ним останавливалось время. Родственники замирали, прижимая руки к груди, стараясь поймать взгляд и прочитать в нем «жив или мертв». Прочитать это еще до того, как почтальон полезет в сумку и достанет либо письмо с фронта, либо похоронку. Вторых оказывалось больше. Матери падали наземь и выли от горя. В селе Степное земля практически около каждого дома пропитана их слезами.
А потом в село пришли немцы. Война в дом Маши вошла со скрипом немецкого сапога, с отрывистой и ненавистной речью, с запахом кожаной портупеи и пороха. Степное наполнилось рычаньем вражеских мотоциклов. Враги заселялись в дома местных жителей.
Расположились и в доме у Маши. Они ели из ее посуды, спали на ее кровати, пользовались ее вещами. Это был уже не её дом – его энергия тепла, доброты и любви была разрушена.
Каждый день в селе был тяжелее, чем три дня на фронте. Тут приходилось молчать и терпеть, там же можно было сражаться с врагом. Немцы жили своей жизнью, относясь к жителям села как к людям второго сорта.
Мама Марии Ефимовны, Татьяна Сергеевна, каждый день говорила своим маленьким дочкам: «Потерпите, осталось совсем недолго!» Она прятала детей в борозды в огороде, лишь бы они не видели всего ужаса войны.
Их семью тогда спасало одно: Татьяна Сергеевна хорошо знала немецкий язык. Она понимала немецкую речь, могла на ней изъясняться. Именно поэтому маму тогда не тронули: немцам нужен был переводчик.
Русские солдаты, узнав, что село Степное захватили немцы, попытались его отбить. В пасмурном небе загудели бомбардировщики, на село полетели бомбы. Степное наполнил бешеный грохот. Взрывы раздавались то тут, то там.
Немцы начали рыть окопы во дворе, заставляли детей им помогать. Мария с сестрами плакали, но рыли мокрую, холодную землю. До безумия хотелось жить. Дом, который располагался неподалеку, бомба разнесла в щепки. Осталась одна печь.
Чувствуя, что русские войска уже близко, немцы наспех собрались и бежали из села. Перед тем, как покинуть дом, один из них навел фонарь в лицо Марии Ефимовне, как будто пытаясь прочесть в её глазах ответ на свой вопрос: «Почему мы так и не смогли победить этот народ». Маша тогда очень испугалась, но глаз не отвела: в этом луче света, направленном на нее врагом, она увидела надежду на скорое окончание войны. Мир постепенно стал обретать краски и звуки, оставленные в прошлой, довоенной, жизни.
Война закончилась. Мария Ефимовна поступила в Педагогический институт в Пятигорске на исторический факультет. Жилось в послевоенное время тяжело. Денег не было, питались по карточкам, не хватало мужских рук. Но все это было не важно, потому что над головой было мирное небо. Потом Марья Ефимовна Иловайская вышла замуж, родила своих детей. И ужас, который пережила её мать, стал ей ещё понятнее и невыносимее.
С тех пор прошло уже 72 года. Все закончилось, но воспоминания остались. Их не стереть и выкинуть и памяти! Особенно холодит душу тот материнский вой по детям, которые не вернулись из боя. Мария Ефимовна боится, когда сейчас так легко говорят о войне, так легко рассуждают о конфронтации стран и военном арсенале государств. На нее сразу накатывают воспоминания о том воскресном лете 1941 года, лете, проклятом матерями.
Татьяна ПОПОВА
Фото Натальи РУЗНЯЕВОЙ